Фронтовая ппж. Любовь в прифронтовой полосе

В войсках на фронте находилось немало женщин. Много их было в медицинских учреждениях, в войсках связи, некоторое количество в дорожных частях и тыловых службах. Наряду с мужчинами они переносили все тяготы военной походной жизни, им только приходилось труднее прежде всего из-за физиологических особенностей; даже уединиться им можно было не всегда, чтобы сделать свои естественные отправления и невольно приходилось поступаться своей природной стыдливостью.
Женщина на войне - это большая тема, не достаточно правдиво освещенная в нашей литературе. Большинство женщин честно выполняло свои служебные обязанности; но кроме этих обязанностей мужчины, особенно начальники, требовали от них интимных отношений, и в этом трудно было отказать, так как от начальника зависело не только положение, но и сама жизнь. Уже в первые недели войны многие командиры на фронте обзавелись любовницами, которые получили название ППЖ (полевые подвижные жены). Я был поражен, когда летом 41-го года, явившись с докладом к уважаемому мною комдиву Швецову, увидел в его землянке совсем молоденькую девушку, которая жила с ним. Подобные девочки были и у комиссара Шабалова, у начальника штаба Фролова, у командиров полков и других начальников. Говорили, что для этих целей мобилизовались девушки в прифронтовых районах. Основным поставщиком ППЖ в нашу дивизию был врач Мордовин, да и сам он жил с фельдшерицей саперного батальона, несколько отошедши от нашего дружного коллектива. Сами женщины, в основном, смотрели на это просто: сегодня живу, завтра убьют, а если забеременею или заражусь, пошлют в тыл.
Были и приятные исключения. Так в дивизионной полевой хлебопекарне служила санинструктором Наташа, молодая, красивая девушка из интеллигентной семьи. Несмотря на домогательства мужчин, она осталась непреклонной. В дивизии она пользовалась большим уважением и любовью.
В результате фронтовых связей распалось много семей, после войны многие начальники привезли с собой молодых жен, а старым дали отставку.

Весной 1942 года вместо Швецова, назначенного командиром корпуса, нашей дивизией стал командовать Завадовский, человек грубый, несдержанный, допускающий по отношению к подчиненным рукоприкладство. Ранее он командовал кавалерийской дивизией. К работникам тыла он относился с большим предубеждением, и мы очень жалели об отъезде Швецова.
В июне по окончании годичного кандидатского срока я был принят в члены ВКП(б). В конце июня 1942 года был получен приказ о моем назначении эпизоотологом Ветеринарного отдела 49-й армии. Мне жаль было расставаться с фронтовыми друзьями, с привычной обстановкой и покидать дивизию, в которой я прослужил более трех лет, и, хоть это и было повышением, 1-го июля я без особой охоты уехал к месту новой службы.
Управление тыла армии располагалось в двадцати пяти километрах к востоку от Юхнова. Здесь в лесу, в большом блиндаже и находился вместе с другими тыловыми службами Ветотдел армии, возглавляемый военветврачом 1-го ранга Боровковым. Уже на следующий день я уехал в дивизии и части, входящие в состав 49-ой армии.
Началась моя бродячая жизнь. Где на попутной машине, где верхом, где пешком из дивизии в дивизию, из полка в полк, из ветлазарета в ветлазарет колесил я по этой скудной, разоренной войной Калужской земле. 49-я армия, в состав которой входили четыре дивизии (18-я гвардейская, 42-я, 194-я и 217-я стрелковые) занимала оборону шириной в сорок километров по линии фронта. Кроме боевых частей в армии имелось много частей и учреждений связи, саперных и тыловых, где имелись лошади и ветеринарный состав. Непосредственно Ветотделу подчинялись армейский и эвакуационный ветлазареты. Все эти части и учреждения размещались в тыловом районе армии глубиною сорок километров, и вся моя работа заключалась в бесконечных скитаниях, осмотрах лошадей и оказании помощи работникам подчиненной мне ветеринарной службы.
На нашем участке Западного фронта в это лето шли бои местного значения, и было сравнительно спокойно. Свой главный удар немцы нанесли на юге. Прорвав фронт и разбив наши войска, они заняли всю Украину, Кубань, Северный Кавказ и вышли к перевалам Большого Кавказского хребта и к Волге в районе Сталинграда.
С наступлением осенних холодов Управление тыла армии переместилось в расположенную рядом деревню Бойцово, где ветотдел занял небольшой, довольно убогий домик. К этому времени я вполне освоился с обстановкой армейского тыла. Коллектив ветотдела был небольшой и дружный. Начальник отдела Боровков - старый служака, несколько суетливый, чуть заикающийся, был симпатичным и культурным человеком. Терапевта Щелева я знал по Дретуньскому лагерю, где он был дивизионным ветеринарным врачом 5-ой стрелковой дивизии в Полоцке. Он был скромным, молчаливым, добродушным человеком, и с ним у меня сложились дружеские отношения. Старший помощник начальника Мушников - обрусевший грузин, весельчак, анекдотист был душой нашего коллектива; он мог найти подход к каждому и умел хорошо устраиваться в жизни. Помощником начальника отдела по снабжению был Шамин - молодой, веселый, общительный парень. Должность делопроизводителя выполнял ветфельдшер, фамилию которого, к сожалению, я не помню. Кроме того, был шофер грузовой машины и солдат для обслуживания.

Прошли Октябрьские праздники, конечно, не без выпивки, благо спирт ветотдел всегда мог достать за счет ветеринарного снабжения. Вскоре после праздника мне привалило неожиданное счастье. Боровков дал мне отпуск на пятнадцать дней; на это он имел право, а печать и проездные документы у нас были свои. И вот в середине ноября я уехал в Новосибирск.
До Москвы доехал на попутной машине вместе с какими-то политработниками. Где-то на окраине города я нашел семью Щелева, которой передал от него письмо и небольшую посылку. Остался у них ночевать. Какое это счастье - лечь в чистую постель, на пуховую подушку, укрыться теплым одеялом! Утром через военного коменданта на Ярославском вокзале я достал железнодорожный билет в положенный мне мягкий вагон. Поезд до Новосибирска шел четверо суток. Питался на больших станциях по талонам, выданным вместо пайка. Кормили скудно какой-то баландой и постной кашей. Чем ближе я подъезжал к Новосибирску, тем большее нетерпение охватывало меня. Казалось, что поезд идет слишком медленно. Душа рвалась туда, вперед, к любимой жене и сыну, которых я не видел полтора года. И вот наступил этот радостный день 20 ноября 1942 года.
Знакомый город, глубокий овраг перед военным городком, полутемная лестница, ведущая на третий этаж. Как бьется сердце, будто хочет выпрыгнуть из груди. Здравствуй, дорогая, любимая! Здравствуй, сын мой родной! Вот и пришел я с войны живой, невредимый, пришел, чтобы увидеть вас, принес неизбывный, нерастраченный запас любви своей. Разве горечью долгой разлуки, тяжелых лишений, опасных скитаний по дорогам войны не заслужил я радости этой встречи?
Говорят, что бочку меда может испортить ложка дегтя. И в этом большом моем счастье свидания была капля горечи. В один из этих счастливых вечеров к нам пришел генерал Добровольский, начальник Новосибирского пехотного училища, в котором работала Ольга, принес бутылку спирта, мы выпили, закусили. Он очень скоро опьянел, начал нести всякий вздор, намекнул на интимную близость с моей женой. Я сказал: "Товарищ генерал, вы пьяны. Уходите, пожалуйста" и сунул в карман его шинели недопитую бутылку. Жалею, что тогда его пьяного не вытолкал в шею и не спустил с лестницы. Он оскорбил не только меня, он оскорбил и унизил мою жену.
Ослепленный любовью, я не до конца тогда понял обиду свою. Я - тугодум, живу задним умом, и тогда не осознал всей этой пошлой грязи, запятнавшей нашу жизнь. На следующий день Женя, за что-то рассердившись на мать, сказал ей в сердцах:
- Тебе бы только с Добровольским целоваться!
Ему тогда шел тринадцатый год, и для его неискушенной натуры это, может быть, было более глубокой раной, чем для меня. Не тогда ли в отношениях между матерью и сыном возникла трещина недопонимания, отчужденности, которая сказалась потом? Конечно, в те суровые дни войны, когда в тылу было очень голодно, в борьбе за жизнь свою и сына, за чашку похлебки, за право снимать пробу в курсантской столовой жена могла изменить мне. Я мог простить это ей; но хамство этого неумного генерала и его визит ко мне с бутылкой спирта простить не могу.
Странно, что тогда я все простил ей, а теперь мне невозможно сделать это. С того времени прошло около четверти века, я вспоминаю об этом, и мне становится больно.
Быстро пролетели эти пять счастливых дней, и вот опять надо собираться ехать на фронт. Вечером 25 ноября Оля проводила меня на вокзал. Томительная, длинная дорога с полупустым желудком, холодная и пустынная Москва, Киевский вокзал, Мятлево - наша станция снабжения, а там уж до нашей деревушки рукой подать. Здесь за время моего отсутствия ничего не случилось. И опять началась фронтовая страда - скитание по заснеженным дорогам, ночевки в землянках фронтовой полосы под гул артиллерийской канонады.

Оторванные от семей советские маршалы и офицеры во время войны находили утешение в объятиях военнослужащих женского пола. В мирной жизни их назвали бы любовницами, а на войне сократили до ППЖ походно-полевых жен, - пишет Владимир Гинда в рубрике Архив в № 10 журнала Корреспондент от 15 марта 2013 года.
.

Неудачи первого этапа войны вынудили советское руководство использовать все возможные человеческие ресурсы. Тем более что один из них - молодые женщины - на волне патриотического подъема сам массово стремился встать в ряды защитников родины.

Многие получили шанс внести вклад в победу - в годы войны в рядах Красной армии несли службу 800 тыс. женщин. Были созданы даже исключительно дамские части - три авиаполка, один из которых, ночной бомбардировочный, прославился как “ночные ведьмы”. Также получили известность и советские женщины-снайперы.

Однако большинство военнослужащих прекрасного пола прошли войну не с оружием в руках - они были врачами, санитарками, телефонистками, радистками.

История фронтовой любви, как правило, была короткой - если не смерть, то разлука после войны

Оторванные от дома, в окружении множества временно одиноких мужчин, женщины, выделявшиеся яркой внешностью, столкнулись с повышенным вниманием со стороны сослуживцев. Особенно настойчивыми были командиры разных рангов, имевших, в отличие от солдат, возможность “закрутить любовь” в относительно удобных условиях - в отдельных блиндажах и землянках.

По любви ли или по расчету, но некоторые женщины шли на долговременные отношения с этими “рыцарями” в погонах. Так на фронте появились так называемые походно-полевые жены (ППЖ). Даже у отдельных представителей высшего советского командования были подобные “супруги”.

История фронтовой любви, как правило, была короткой - если не смерть, то разлука после войны. Хотя некоторые ППЖ все же стали законными супругами “боевых” товарищей.

“В своей ППЖ мужчина часто находил такую силу и духовные ценности, которые навсегда отрывали его от предыдущей семьи, от детей. Сколько таких трагедий прошло перед моими глазами!” - писала в воспоминаниях известная оперная певица Галина Вишневская, пережившая блокаду Ленинграда и в 16-летнем возрасте отправившаяся служить в войска ПВО.

Маршальская любовь

Впрочем, само явление ППЖ не было массовым. Но оно осталось в памяти многих, особенно когда речь идет о воспоминаниях рядовых бойцов, кормивших вшей в окопах. Для них романы, которые крутило во фронтовых условиях командование, были чем-то запредельным.

Характерными выглядят воспоминания Николая Посылаева, ветерана войны. Предварительно извинившись перед всеми фронтовичками, он в одном из интервью высказал такую мысль: “Как правило, женщины, попав на фронт, быстро становились любовницами офицеров. А как иначе: если женщина сама по себе, домогательствам не будет конца. Другое дело, когда при ком-то… Походно-полевые жены были практически у всех офицеров”.

Доля правды в словах Посылаева невелика: далеко не все офицеры имели ППЖ. Чаще этим грешили представители высшего командования - генералы и маршалы.

Как правило, женщины, попав на фронт,быстро становились любовницами офицеров.

К примеру, у знаменитого коллаборациониста генерала Андрея Власова, создавшего под крылом гитлеровцев Русскую освободительную армию (РОА), до перехода на сторону врага были две ППЖ.

Первая - военврач Агнесса Подмазенко, на которой Власов даже собирался жениться. Именно она помогла генералу в 1941 году выбраться из его первого окружения - киевского котла.

Двигаясь вместе с Власовым по немецким тылам, чтобы соединиться со своими, “жена” разведывала дорогу, доставала продукты питания и одежду у местных жителей. Два с половиной месяца продолжалась эта эпопея, пока пара не догнала Красную армию под Курском.

Waralbum.ru
800 тыс. женщин сражались в рядах Красной армии. Они в прямом и переносном смыслах стали боевыми подругами

Подмазенко пробыла рядом с Власовым до января 1942-го, а затем генерал отправил свою беременную пассию в тыл. Там военврач родила сына, которого назвала Андреем. В дальнейшем Помазенко дали пять лет - “за связь с изменником родины”. Впрочем, законной супруге Власова повезло не больше: “за мужа” она получила больший срок - восемь лет.

Власов же, едва отправив Помазенко в тыл, нашел ей замену в лице поварихи Марии Вороновой. В июле 1942 года он вновь попал в окружение, и опять, как годом ранее под Киевом, пошел навстречу своим в компании ППЖ. Однако в итоге попал в плен и перешел на службу к немцам. Его спутницу отправили в лагерь, откуда Воронова бежала.

Повариха добралась до Риги, узнала, что ее генерал в Берлине, и отправилась туда. Прибыв же в столицу Третьего рейха, убедилась, что Власову она не нужна: лидер РОА в ту пору обхаживал Агенхельд Биденберг, сестру личного адъютанта рейхсминистра внутренних дел Генриха Гиммлера.

Хотя не только изменники родины были любвеобильны - маршалы победы тоже крутили романы.

Фронтовую зазнобу маршала Георгия Жукова звали Лидией Захаровой, она была медсестрой. Отношений они не скрывали, невзирая на то, что военачальник к тому времени уже два десятка лет жил в гражданском браке с Александрой Зуйковой.

Фронтовую зазнобу маршала Георгия Жукова звали Лидией Захаровой, она была медсестрой

Роман прославленного полководца и медсестры продолжался с осени 1941-го по 1948-й. Рассталась пара после того, как маршал завел новую любовь - военврача Галину Семенову, которая была младше Жукова на 30 лет и позднее стала его второй и последней законной супругой. Правда, о прежней ППЖ он не забыл и помог Захаровой, к тому времени вышедшей замуж, получить квартиру в Москве.

Еще один знаменитый советский полководец, маршал Константин Рокоссовский, со своей ППЖ врачом Галиной Талановой познакомился под Москвой в первый военный год. Таланова, пробегая мимо, не приложила руку к фуражке в армейском приветствии, и маршал сделал ей шутливое замечание: “Что же вы, товарищ офицер, не отдаете честь?!”.

С этой фразы и завязался их роман. Всю войну Рокоссовский прошел с ППЖ, хотя дома маршала ждала жена с маленькой дочкой. В 1945 году в Польше Таланова родила от Рокоссовского дочь, которую назвали Надеждой. Командующий не отказался от ребенка и дал ему свою фамилию, однако после войны вернулся к законной супруге.

Боевое крещение

Обычно рядовые бойцы и командиры к ППЖ относились с презрением, придумывали про них пошлые анекдоты, складывали скабрезные частушки. Вина за подобное пренебрежительное отношение частично лежала на самих “содержателях” ППЖ. Ведь эти мужчины, обладая большой властью, создавали любовницам очень комфортные по фронтовым меркам условия: “жены”, числясь на военных должностях, часто жили при штабе в тылу и о войне имели смутное представление.

Более того, в некоторых случаях с подачи ухажеров они даже умудрялись получать правительственные награды. Например, благодаря Жукову его возлюбленную Захарову наградили орденом.

Обычно рядовые бойцы и командиры к ППЖ относились с презрением, придумывали про них пошлые анекдоты, складывали скабрезные частушки

Забавную историю отношения фронтовиков к ППЖ описала Нина Смаркалова, фронтовичка-минометчица. Однажды к ней пришел комполка со своей девушкой и объявил, что привел нового бойца, которому надо показать, как стреляют минометы. Смаркалова решила подшутить над “новобранцем”. Для этого она вывела расчет минометчиков вместе с ППЖ комполка в поле. Стоял апрель, земля была мокрой. Если в таких условиях стрелять из миномета, то из-под его опорной плиты вылетают фонтаны грязи.

“Я ей [ППЖ] сказала встать точно в том месте, куда все это полетит, и скомандовала: “Беглый огонь!” - вспоминала Смаркалова. - Она не знала, что нужно закрывать прическу, лицо, форму. Я дала три выстрела”.

Смаркалова думала, что после такого “боевого крещения” комполка отправит ее саму на гауптвахту, но обошлось.

Что такое жизнь

На фронте от женщины, особенно если она была привлекательной, требовалось мужество, чтобы не стать любовницей какого-нибудь командира. Ведь вокруг роились кавалеры, причем многие были далеко не джентльменами. В такой ситуации путей спасения было два - либо постоянная связь с начальством, либо собственная решительность.

Мария Фридман, служившая в разведке Первой дивизии НКВД, вспоминала, как ей пришлось повоевать с однополчанами-мужчинами. “Не дашь по зубам - пропадешь! В конце концов разведчики сами стали меня оберегать от “чужих” поклонников: раз никому, так никому”, - говорила Фридман.

О том, как тяжело было устоять, рассказала в своей книге Екатерина Романовская, прошедшая войну простой связисткой. Она первая среди женщин-ветеранов откровенно описала жизнь девушек на фронте: от боев до сексуальных домогательств и любви.

Романовская оказалась объектом притязаний пожилого командира дивизии. Чтобы затащить девушку в постель, тот распорядился, чтобы молодая связистка дежурила по ночам у телефона в его землянке. В одно из дежурств ее ждал накрытый стол.

ЦГКФФА Украины им. Г.С.Пшеничного
Свою будущую жену Раису Курченко (на фото - справа) маршал Родион Малиновский (слева) встретил на фронте в 1943-м и для начала сделал ее завстоловой. А в супруги взял уже после войны

“Появилось пол-литра коньяка в хрустальном графинчике, жареный картофель, яичница, сало, банка рыбных консервов и два прибора”, - пишет Романовская. В то время под Сталинградом, где происходили описываемые события, красноармейцы голодали, а тут такие яства.

После четвертой рюмки комдив предложил девушке стать его ППЖ. Обещал одевать, кормить, возить на машине и, где возможно, представлять женой. Романовская отказала полковнику, который был старше ее на 22 года, ответив, что пошла на фронт воевать, а не романы крутить.

Комдив отступил. Однако впоследствии предложил Романовской выйти за него замуж. Получив и здесь от ворот поворот, полковник разозлился, неудачно попытался взять ее силой. А после стал пакостить. У Романовской были романтические отношения с капитаном соседнего полка, и когда полковник узнал об этом, он отправил связистку в штурмовую роту, откуда редко кто возвращался живым. А соперника под давлением комдива перевели в другое соединение.

Голодным солдатам было не до баб, но начальство добивалось своего любыми способами, от грубого нажима до самых изысканных ухаживаний

Николай Никулин, искусствовед и бывший рядовой артиллерист, автор пронзительных воспоминаний, писал: “Голодным солдатам было не до баб, но начальство добивалось своего любыми способами, от грубого нажима до самых изысканных ухаживаний. Среди кавалеров были Ромео на любой вкус: и спеть, и станцевать, и красиво поговорить, а для опытных - почитать [Александра] Блока или [Михаила] Лермонтова”.

Результат таких ухаживаний, как правило, - беременность и отправка в тыл, что на языке военных канцелярий называлось “поездка по приказу 009”. Приказ этот, по рассказам Никулина, был популярен. Так, в его части из 50 прибывших в 1942 году женщин до конца войны остались только две.

Правда, по приказу 009 уходили не только ППЖ - нередко беременность была следствием настоящих чувств. Тем более что на фронте они обострялись. Вот что об этом говорила санинструктор танкового батальона Нина Вишневская. Однажды со своей частью она попала в окружение.

“Мы уже решаем: ночью или прорвемся, или погибнем. Думалось, что, скорее всего, погибнем. Сидим мы, ждем ночи, чтобы сделать попытку прорваться, и лейтенант, лет ему 19 было, не более, говорит: “Ты хоть пробовала?”. - “Нет”. - “И я тоже еще не пробовал. Вот умрешь и не узнаешь, что такое любовь”.

Ветеран-санинструктор подчеркивала, что это и было самым страшным - не то, что тебя убьют, а то, что умрешь, не узнав всей полноты жизни. “Мы шли умирать за жизнь, еще не зная, что такое жизнь”, - вспоминала Вишневская.

Этот материал опубликован в №10 журнала Корреспондент от 15 марта 2013 года. Перепечатка публикаций журнала Корреспондент в полном объеме запрещена. С правилами использования материалов журнала Корреспондент,опубликованных на сайте Корреспондент.net, можно ознакомиться .

Походно-полевые жёны - так называли фронтовых подруг на Великой Отечественной войне.

Оторванные от своих семей генералы и офицеры Красной армии заводили «гражданских жен» из числа женщин-военнослужащих. Врачи, санитарки, телефонистки и радистки с привлекательной внешностью сталкивались с повышенным вниманием со стороны своих сослуживцев мужского пола. С особой настойчивостью ухаживали командиры разных рангов. Офицерский состав в отличие от простых солдат могли себе позволить «закрутить роман». Походно-боевые жёны начинали отношения с офицерами по любви или по расчету. Даже некоторые представители высшего командования имели подобных сожительниц. Например, маршал Жуков свою боевую подругу назначил личной медсестрой и удостоил множества наград. Всю войну они прошли вместе.

У генерала Власова до перехода на сторону врага были две походно-полевые жены: военврач Агнесса Подмазенко и повар Мария Воронова . Подмазенко даже забеременела от Власова, и генерал отправил ее рожать в тыл. Она родила ему сына и получила 5 лет лагерей «за связь с изменником родины». Присутствие походно-боевых жён на фронте знаменовалось следующими событиями: - ненависть законных жен из тыла к фронтовым подругам; - презрение простых солдат; - страх «ссылки» в горячую точку и трибунала. Женщина, которая забеременела, лишалась аттестата. Для простых санитарок это означало катастрофу. История фронтовой любви зачастую имела временный характер. Она заканчивалась смертью или разлукой после окончания войны. Только некоторым походно-полевым женам все же удалось зарегистрировать свои отношения с «боевыми» товарищами. [С-BLOCK]

Несмотря на наличие в тылу законной жены офицеры Красной армии вступали в отношения с временными сожительницами. При этом многие старались не предавать подобные ситуации широкой огласке или присваивать ей статус моральной низости. Интересно, что маршал Жуков предпринял решительные действия в борьбе с моральным разложением солдат и издал приказ по удалению из штабов и командных пунктов практически всех женщин.

«СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО. Приказ войскам Ленинградского фронта № 0055 гор. Ленинград 22 сентября 1941В штабах и на командных пунктах командиров дивизий, полков имеется много женщин под видом обслуживающих, прикомандированных и т. п. Ряд командиров, потеряв лицо коммунистов , просто сожительствуют…Приказываю:Под ответственность Военных Советов армий, командиров и комиссаров отдельных частей к 23.09.41 г. года удалить из штабов и командных пунктов всех женщин. Ограниченное количество машинисток оставить только по согласованию с Особым отделом. Исполнение донести 24.09.41 г. Подпись: Командующий Ленинградским фронтом Герой Советского Союза генерал армии Жуков.»

Знаменитый советский поэт Симонов в своем стихотворении «Лирическое» называл военно-полевых жен утешительницами:

Мужчины говорят: война…

И женщин наспех обнимают.

Спасибо той, что так легко,

Не требуя, чтоб звали милой,

Другую, ту, что далеко,

Им торопливо заменила.

Она возлюбленных чужих

В недобрый час согрела их Теплом неласкового тела.

За такое произведение его едва не лишили партбилета.

Правовых регуляторов отношений между военнослужащими разных полов не существовало, пишет полковник юстиции Вячеслав Звягинцев . Сожительства в воинских коллективах часто квалифицировались как бытовое разложение и заканчивались наложением на виновных дисциплинарных и партийных взысканий либо осуждением офицерским судом чести. Но в архивах военно-судебного ведомства остался след и более сложных коллизий между мужчинами и женщинами, которые разворачивались в военное время. Вплоть до судебного преследования.

Например, в докладе председателя военного трибунала Северного фронта приведен следующий пример. Командир 3 взвода прожекторного батальона гвардии старший лейтенант Баранов Е. Г., сожительствовавший с женщиной-красноармейцем Ш., и, видимо, закативший ей сцену ревности, сопровождавшуюся избиением, обвинялся органами следствия по ст. ст. 74 ч.2, 193-17 п. «д» и 193-2 п. «г» УК РСФСР. Военный трибунал 82 дивизии дело прекратил в подготовительном заседании только потому, что Баранов к этому времени вступил с Ш. в законный брак.

Андрей Дышев

ППЖ. Походно-полевая жена

Один Бог знает, как там - в Афгане, в атмосфере, пропитанной прогорклой пылью, на иссушенной, истерзанной земле, где вклочья рвался и горел металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно было устлать поле, где бойцы общались друг с другом только криком и матом - как там могли выжить женщины; мало того! как они могли любить и быть любимыми, как не выцвели, не увяли, не превратились в пыль? Один Бог знает, один Бог…

Клянусь говорить правду, только правду и ничего, кроме правды.

Глава последняя

Начальник политотдела, олицетворение моральной чистоты, эталон безупречного поведения в службе и в быту, еще раз обрушил свой тяжелый кулак на дверь. Алкоголь притупил восприимчивость, и полковник не почувствовал боли.

Герасимов, открывай!

Подполковник Куцый, заместитель начпо, стоял рядом и, сжимаясь подобно потревоженной улитке, с трепетом ожидал развязки. Его внешность оправдывала фамилию. Подполковник в сравнении со своим начальником выглядел мелким, каким-то пришибленным, недоразвитым. У него были узкие плечи, настолько узкие, что даже свисали края погон. Песочного цвета куртка-афганка скукожилась на рахитичной груди. И голова была мелкая, сплюснутая с боков.

Вот же сука! - пробормотал главный коммунист дивизии и ударил в дверь еще раз.

Казарма затаилась. Солдатам, которые оказались свидетелями этой сцены, было интересно. Редкостное зрелище! Большой начальник пытается взять командира шестой роты старшего лейтенанта Герасимова с поличным.

Куцый, как и положено активной шестерке начальника политотдела, стал проявлять усердие.

Дневальный! Герасимов точно у себя? - крикнул он солдату, который стоял у тумбочки и с трудом подавлял веселье.

Так точно, товарищ подполковник. У себя.

Солдаты бродили по казарме, делая вид, что заняты своими делами. Всем было страшно интересно, чем же все закончится.

Наверняка пьян и спит, - предположил Куцый. - На парткомиссии сгною…

Старшину сюда! - взревел начпо.

Старшина!! - громче подтявкнул Куцый.

Старшина Нефедов не обнаружился. Он знал о происходящем и наблюдал за обстановкой издалека. Начальник политотдела был ему до лампочки. Как, собственно, любой штабной офицер. Нефедов не состоял в партии, комсомол тоже ему на хер не нужен был. На криминале его ни разу не поймали. Прицепиться к прапорщику было трудно. Он не пропустил ни одной войны - а чем здесь еще можно было испугать?

- …твою мать!! - теряя контроль над собой, взревел начпо. Его мрачное, одутловатое лицо побагровело. - Здесь есть кто-нибудь из офицеров? Монтировку мне!!

Боец, бегом принеси лом!! - срываясь на фальцет, крикнул Куцый дневальному.

Приближался финал. Сладкая развязка. Клетка захлопнулась, и птичка наконец-то попалась. Куцый лично видел, как Герасимов провел в распоряжение роты медсестру из медсанбата Гульнору Каримову. Десятки раз ему доносили об отношениях командира шестой роты и медсестры стукачи, но впервые Куцему удалось увидеть это собственными глазами.

Не стой! Сбегай за ломом! - прохрипел начпо. Он сам уже не рисковал отойти от двери, чтобы не упустить птичку. Куцый метнулся к выходу из модуля, хватая за рукава всякого солдата, оказавшегося рядом: «Лом! В этой гребаной роте есть лом или нет? Бегом лом мне!» Обделенный умом, он не понимал, что выглядит смешно и нелепо и солдаты едва скрывают улыбки.

Кто-то принес штыковую лопату.

Взламывай! - приказал солдату начпо.

Солдат был молодым, потому попался под руку Куцему. Он еще боялся начальников больше войны и потому без промедления воткнул ржавый штык между наличником и дверью. Дверь заскрипела. Солдат осторожно надавил на черенок. В душе бойца метались противоречивые чувства. С одной стороны, он тупо следовал приказу. Но в то же время краем мозга осознавал, что за сломанный замок придется отвечать перед командиром роты.

Дело застопорилось. У начпо повысилось артериальное давление от нетерпения. Он во всех деталях представлял себе эту сладостную сцену: тррррах! дверь срывается с петель, и он видит бледного, затравленного Герасимова. Офицер стоит посреди кабинета и торопливо застегивает ширинку. Где-то в углу, пытаясь уменьшиться в размерах, раствориться, стать невидимой, мечется, путается в одеждах Гуля Каримова. У нее заела «молния» на джинсах, никак не удается застегнуть их. Белый батник с вышитыми на груди желтыми звездами надет наизнанку, воротник перекосило, в разрезе виден лифчик со спутавшимися лямками. Смазливая кукла, судорожно комкающая свой открывшийся всем позор… Но нет, нет, Гуля меньше всего интересует начпо! Он глянет на нее только мельком, губы его дрогнут в презрительной усмешке, и он тотчас переведет взгляд на Герасимова. Вся спесь сойдет с этого пацана в этот постыдный момент. Вся его напускная гордость исчезнет без следа! Начпо посмотрит в глаза ротного - в них будет раскисать самая лакомая его добыча, ради которой он сейчас раздувается перед обитой авиационным дюралем дверью. Страх и унижение, жалкий взгляд побежденного - вот что надо было начальнику политотдела. Увидеть страх и унижение в глазах Герасимова! Кто-нибудь может себе представить это величайшее удовольствие?

Этот момент был слишком близок, чтобы у начпо хватило терпения смотреть на то, как солдат ковыряет кончиком лопаты в дверной щели. Он выхватил лопату у солдата и со всей дури ударил в середину двери. Куцый на всякий случай отступил на шаг - начпо мог нечаянно задеть его древком. Грохот разлетелся по казарме. Солдаты уже не бродили, они держались на приличном расстоянии, глядя на полковника, как на клоуна посреди цирковой арены.

Герасимов!! - рявкнул начпо, в последний раз предлагая ротному добровольно сдаться.

И тут произошло нечто необъяснимое. Кто-то приблизился к начальнику политотдела со спины - слишком близко, явно перейдя черту субординации.

Вызывали, товарищ полковник?

Начпо опустил лопату и повернул голову. Перед ним стоял Герасимов. Старший лейтенант Герасимов, командир шестой роты. Сухой, как вобла, коричневый от солнца, постриженный наголо. И эти глаза, эти поганые бесстрашные глаза, холодные, бесстрастные, как стекляшки с бездонной синевой.

Начальник политотдела едва сдержался, чтобы не ударить Герасимова штыком - в переносицу, точь-в-точь между этих нахальных глаз. Опустил лопату. Сердце колотилось с частотой сто сорок ударов в минуту. Полковника корежило от ненависти.

Подмазенко пробыла рядом с Власовым до января 1942-го, а затем генерал отправил свою беременную пассию в тыл. Там военврач родила сына, которого назвала Андреем. В дальнейшем Помазенко дали пять лет - "за связь с изменником родины". Впрочем, законной супруге Власова повезло не больше: "за мужа" она получила больший срок - восемь лет.
Власов же, едва отправив Помазенко в тыл, нашел ей замену в лице поварихи Марии Вороновой. В июле 1942 года он вновь попал в окружение, и опять, как годом ранее под Киевом, пошел навстречу своим в компании ППЖ. Однако в итоге попал в плен и перешел на службу к немцам. Его спутницу отправили в лагерь, откуда Воронова бежала.
Повариха добралась до Риги, узнала, что ее генерал в Берлине, и отправилась туда. Прибыв же в столицу Третьего рейха, убедилась, что Власову она не нужна: лидер РОА в ту пору обхаживал Агенхельд Биденберг, сестру личного адъютанта Генриха Гиммлера.

Забавную историю отношения фронтовиков к ППЖ описала Нина Смаркалова, фронтовичка-минометчица. Однажды к ней пришел комполка со своей девушкой и объявил, что привел нового бойца, которому надо показать, как стреляют минометы.
Смаркалова решила подшутить над "новобранцем". Для этого она вывела расчет минометчиков вместе с ППЖ комполка в поле. Стоял апрель, земля была мокрой. Если в таких условиях стрелять из миномета, то из-под его опорной плиты вылетают фонтаны грязи.
"Я ей (ППЖ) сказала встать точно в том месте, куда все это полетит, и скомандовала: "Беглый огонь!" - вспоминала Смаркалова. - Она не знала, что нужно закрывать прическу, лицо, форму. Я дала три выстрела". Смаркалова думала, что после такого “боевого крещения” комполка отправит ее саму на гауптвахту, но обошлось.
Мария Фридман, служившая в разведке Первой дивизии НКВД, вспоминала, как ей пришлось повоевать с однополчанами-мужчинами. "Не дашь по зубам - пропадешь! В конце концов разведчики сами стали меня оберегать от "чужих" поклонников: раз никому, так никому", - говорила Фридман.

О том, как тяжело было устоять, рассказала в своей книге Екатерина Романовская, прошедшая войну простой связисткой. Она первая среди женщин-ветеранов откровенно описала жизнь девушек на фронте: от боев до сексуальных домогательств и любви.
Романовская оказалась объектом притязаний пожилого командира дивизии. Чтобы затащить девушку в постель, тот распорядился, чтобы молодая связистка дежурила по ночам у телефона в его землянке. В одно из дежурств ее ждал накрытый стол.
"Появилось пол-литра коньяка в хрустальном графинчике, жареный картофель, яичница, сало, банка рыбных консервов и два прибора", - пишет Романовская. В то время под Сталинградом, где происходили описываемые события, красноармейцы голодали, а тут такие яства.
После четвертой рюмки комдив предложил девушке стать его ППЖ. Обещал одевать, кормить, возить на машине и, где возможно, представлять женой. Романовская отказала полковнику, который был старше ее на 22 года, ответив, что пошла на фронт воевать, а не романы крутить.
Комдив отступил. Однако впоследствии предложил Романовской выйти за него замуж. Получив и здесь от ворот поворот, полковник разозлился, неудачно попытался взять ее силой. А после стал пакостить.
У Романовской были романтические отношения с капитаном соседнего полка, и когда полковник узнал об этом, он отправил связистку в штурмовую роту. А соперника под давлением комдива перевели в другое соединение.

Результат таких ухаживаний, как правило, - беременность и отправка в тыл, что на языке военных канцелярий называлось "поездка по приказу 009". Правда, по приказу 009 уходили не только ППЖ - нередко беременность была следствием настоящих чувств. Тем более что на фронте они обострялись.
Вот что об этом говорила санинструктор танкового батальона Нина Вишневская. Однажды со своей частью она попала в окружение.
"Мы уже решаем: ночью или прорвемся, или погибнем. Думалось, что, скорее всего, погибнем. Сидим мы, ждем ночи, чтобы сделать попытку прорваться, и лейтенант, лет ему 19 было, не более, говорит: "Ты хоть пробовала?". - "Нет". - "И я тоже еще не пробовал. Вот умрешь и не узнаешь, что такое любовь".
Ветеран-санинструктор подчеркивала, что это и было самым страшным - не то, что тебя убьют, а то, что умрешь, не узнав всей полноты жизни. "Мы шли умирать за жизнь, еще не зная, что такое жизнь", - вспоминала Вишневская.

Интересные устные воспоминания-размышления участников Великой Отечественной войны приводит Б. Шнайдер. Автор интервьюировал респондентов по вопросу об отношении советских солдат во время войны к сексу. В итоге он получил ряд неожиданных, даже обескураживающих ответов.
Василь Быков ответил на вопрос следующим образом: "На передовой людям было совсем не до этого. К примеру, я никогда не загадывал дальше, чем до вечера. Я мечтал только дожить до темноты, когда бой стихал. После этого можно было перевести дух, расслабиться.
В такие часы хотелось только спать, даже голод не так ощущался - лишь бы забыться...Думаю, в основной массе солдаты были настолько подавлены, что и в более спокойной обстановке не вспоминали о женщинах.
И потом, в пехоте были совсем юные бойцы. Те, кто постарше, кому было по 25-30 лет, у кого уже была семья и какая-то профессия, попадали в танкисты или устраивались шоферами, на кухню, в денщики, в сапожники и могли остаться в тылу. А семнадцати - восемнадцатилетним давали в руки ружья и отправляли их в пехоту.
Эти юнцы, вчерашние школьники, ещё не достигли того возраста, когда человек хочет и может жить активной половой жизнью. Миллионы таких полегли, так и не зная женщины, а некоторые - даже не испытав радости первого поцелуя".

Виктор Некрасов, автор повести "В окопах Сталинграда", в ходе интервью отметил, что "в немецкой армии, какая бы она не была, солдаты регулярно получали отпуска; были там и бордели, так что солдат где-то расслабиться, заняться любовью. У нас же - ни увольнительных, ни публичных домов.
Офицеры жили с медсёстрами, со связистками, а рядовому оставалось только заниматься онанизмом. В этом отношении советскому солдату тоже было очень нелегко".
Генерал М.П. Корабельников, доктор психологических наук, рассказал: "Когда я пришёл в армию, мне ещё не было и двадцати и я ещё никого не любил - тогда люди взрослели позже.
Всё время я отдавал учёбе и до сентября 1942 г. даже не помышлял о любви. И это было типично для всей тогдашней молодёжи. Только в двадцать один или в двадцать два года просыпались чувства.
А кроме того... очень уж тяжело было на войне. Когда в сорок третьем - сорок четвёртом мы стали наступать, в армию начали брать женщин, так что в каждом батальоне появились поварихи, парикмахерши, прачки... но надежды на то, что какая-нибудь обратит внимание на простого солдата, почти не было".

Однако, как отмечает Б. Шнайдер, самый потрясающий ответ он услышал от генерала Николая Антипенко, который во время войны был заместителем маршалов Г.К. Жукова и К.К. Рокоссовского по вопросам тыла.
Он сообщил, что летом 1944 г. в Красной Армии были открыты с согласия Верховного командования при его непосредственном участии два публичных дома.
Само собой разумеется, что эти публичные дома назывались иначе - домами отдыха, хотя служили они именно этой цели и предназначались только для офицеров. Претенденток нашлось не так много. Эксперимент, однако, завершился трогательно - и очень по-русски.
Первая группа офицеров провела свой трёхнедельный отпуск по плану. Но после этого все офицеры вернулись на фронт и всех своих подруг взяли с собой. Новых уже не набирали.