Татьяна кузовлева кто ответит что такое счастье. Прекрасно быть женщиной слабой

Татьяна Кузовлева фотография

Замечательная Фаина Раневская как-то заметила, что высшее образование без «низшего» - беда. Мне повезло с «низшим» благодаря двум людям - отцу, который, несмотря на свой технический склад, прекрасно знал историю, архитектуру, музыку, живопись (что характерно для категории «бывших»), и соседке по коммунальной квартире, которую я считаю своей второй матерью, тоже из «бывших», отдавшей мне в первые десять лет моей жизни столько доброты и любви, что я и поныне живу её светом.

А что касается высшего, то я училась в Московском государственном педагогическом институте (истфак). А уже будучи членом Союза писателей, окончила Высшие литературные курсы. С Литературным институтом отношения у меня не сложились: на экзамене по советской литературе меня «завалил» некто Пухов за то, что я неправильно назвала цвет обложки (!) книги поэм советского классика Василия Федорова, - откровенно признававшийся впоследствии, что из-за темных волос принял меня за еврейку. Никогда не жалела о непоступлении туда.

- Когда и где впервые напечатаны ваши стихи? Помните тот день, свои ощущения?

Первые мои стихи были опубликованы в «Комсомольской правде» в начале шестидесятых, благодаря участию Евгении Самойловны Ласкиной, заведовавшей отделом литературы в «Комсомолке» тех лет. В тот день с рассвета я топталась у газетного киоска, скупила охапку газет. Потом позвонили из редакции: оказалось, что за это еще и деньги платят. Была потрясена.

Первым «живым» поэтом, принявшим участие в моей судьбе, был Михаил Аркадьевич Светлов. Одно из важных тогда для меня стихотворений «Мастер» посвящено ему. Где-то сохранилась даже страница «Литературной газеты» тех лет, где в рубрике «Мастера учат…» (кажется, так) был помещен снимок, сделанный известным фотографом Михаилом Трахманом: рядом с сидящим за письменным столом Светловым робко маячит мой силуэт…

- Ваши родители приветствовали ваш выбор? У вас, кажется, есть дочь. Какую она выбрала специальность? Если бы выбрала поэзию - как бы вы реагировали?

Отец хотел, чтобы я получила инженерный диплом. Отношение родителей к моему выбору начало меняться после нескольких публикаций и успешных выступлений на крупных вечерах в ЦДЛ и в Концертном зале имени Чайковского.

Лучшие дня

Моя дочь Ольга Савельева пишет стихи, в юности переводила молодых поэтов - своих сверстников, довольно много печаталась, была участницей одного из последних Всесоюзных совещаний молодых писателей (1984), но увлеклась газетной публицистикой, окончила журфак МГУ, работала в «Комсомолке», «Новой газете», в других изданиях. Сейчас она - выпускающий редактор в «Кольце А». Тринадцатилетний внук Артемий занят алгеброй, физикой, программированием. В последнее время, несколько остыв от «Гарри Поттера», открыл для себя Булгакова и Ильфа и Петрова. Чему я очень рада.

По собственному опыту знаю, что не стоит вмешиваться в профессиональный выбор младших поколений слишком категорически. Разве что на уровне житейских советов. Но и они должны быть востребованы и не назойливы. В конце концов, характер формируется в результате проб и ошибок тоже.

- В советские времена быть профессиональным поэтом было легче (в материальном отношении), правда? Сейчас, по-моему, даже успешный поэт-песенник не может себя прокормить…

Не совсем так. И тогда прожить на одни гонорары поэту было невозможно. Поэтические книги, как правило, даже у более-менее успешных авторов выходили один раз в три-пять лет… Но существовала целая система подработок: платные (в общем, грошовые) выступления, ответы на письма в той или иной редакции, переводы. Мы с мужем, поэтом Владимиром Савельевым, пережив крайнюю нужду в первый год совместной жизни, поначалу брались за всё: родилась дочка, а мы могли себе позволить тратить на питание и остальные нужды не больше рубля в день (на эти деньги покупали обычно в «Кулинарии» килограмм гречневой каши и килограмм отварного сердца или вымени). Помню, пришло извещение на посылку от Володиной мамы из поволжского села Верхняя Грязнуха. Размечтались, что в посылке - сало. На последние 90 копеек купили десяток яиц, предвкушая королевскую яичницу. А в посылке оказалось около сотни яиц, каждое из которых было любовно обернуто клочком газеты… Сюжет в духе О‘Генри.

В итоге наша «поэтическая» семья выжила благодаря переводам. Они дали нам не только материальную свободу, но помогли обрести друзей на всю жизнь. Работали всегда много, но труд этот увлекателен и благодарен. Сейчас, после пятнадцатилетнего «мертвого сезона», начинает возрождаться взаимный (пока хрупкий) интерес к переводам на русский язык стихов наших зарубежных соседей. Старые связи разрушены по естественным причинам, новые налаживаются почти вслепую. Тем не менее, в «Кольце А» мы опубликовали подборки современных румынских и болгарских поэтов. Есть договоренность о публикации молодых белорусских, словацких и польских авторов.

Новое время более жестко расставляет на свои места и тех поэтов, кто вписывается в систему коммерческого спроса, и тех, кто находится вне его. Но никто и сегодня, как и прежде, не рассчитывает прожить на гонорары. Что касается поэтов-песенников, их гонорары могут составлять 500-1000 долларов за текст.

- Кажется, Александр Межиров сказал: «Почетно быть до 30 поэтом, и срам кромешный - после 30». Как бы вы прокомментировали эти строки?

Лукавые строки. Как быть с Тютчевым, Гёте, Шекспиром, а в двадцатом веке - с Ахматовой, Цветаевой, Пастернаком, Мартыновым, Тарковским… Список можно продолжить.

- Сколько сборников у вас вышло? Какой вы считаете самым удачным и почему?

Пятнадцать, включая худлитовский однотомник «Избранное» (1985). Самый удачный всегда тот, что готовится последним. Его я надеюсь напечатать в этом году. Хотя, конечно, хотелось бы из суеверия считать его предпоследним.

- Кто из поэтов старшего поколения или ваших современников вам близок?

Леонид Мартынов, Борис Слуцкий, Давид Самойлов, Арсений Тарковский; ранние Евгений Евтушенко, Андрей Вознесенский, Белла Ахмадулина; последние стихи Роберта Рождественского и Владимира Корнилова; Римма Казакова, Александр Городницкий. Ну и, конечно же, - песни Булата Окуджавы.

- Существует ли память на стихи? Вы сколько примерно своих и чужих стихотворений знаете наизусть?

Существует. Как доказательство - феноменальная память Владимира Савельева - он, на зависть мне, мог читать любимые стихи наизусть в больших количествах и не перевирая строк. Моя «антология» любимых стихов на порядок скромнее. Время от времени она претерпевает ротацию. В памяти - «Перед зеркалом» Ходасевича, «Выбор» Гумилева, «Лёгкой жизни я просил у Бога» Тхоржевского, «Баллада о прокуренном вагоне» («С любимыми не расставайтесь…») Александра Кочеткова, «Качели» Сологуба, некоторые стихи Пастернака, ахматовские и цветаевские строки …. Но и то, что знала когда-то, никуда не делось. Свои стихи стараюсь читать наизусть.

- Вы являетесь главным редактором журнала «Кольцо «А». Кто его субсидирует? Он пользуется популярностью среди читателей? Можете ли вы проследить это?

- «Кольцо А» было задумано как орган Союза писателей Москвы. Идея его создания основывалась на том, что «толстые» журналы несколько ушли в себя, а в письменных столах даже маститых писателей продолжают оставаться невостребованными хорошие вещи. Да и молодым в «толстые» журналы пробиться трудно. Мы не опускали планку профессионализма, и уровень публикуемого всегда старались выдерживать. Журнал сперва издавался при поддержке издательства «Московский рабочий», но лет семь назад, когда префектом Центрального административного округа (ЦАО) Москвы был Александр Музыкантский, демократ первой волны, бывший депутат горбачевского Верховного Совета, «Кольцо А» стало субсидироваться префектурой Центрального округа столицы, и хотя префекты с тех пор дважды менялись, в помощи нам пока не отказывают. Первый номер журнала вышел десять лет назад. Авторами журнала в разные годы были Булат Окуджава, Юрий Нагибин, Вячеслав Кондратьев, Борис Чичибабин, Юрий Давыдов, Александр Иванов, Роберт Рождественский, Владимир Корнилов, Борис Васильев, Римма Казакова, Леонид Жуховицкий, Борис Крутиер, Юрий Черниченко, Николай Шмелев, Григорий Свирский… Многие талантливые поэты и прозаики молодого и среднего возраста, однажды напечатавшись в «Кольце А», остаются по сей день нашими авторами, среди них - поэты Елена Исаева, Галина Нерпина, Лев Болдов, Дмитрий Веденяпин, Дмитрий Курилов, Евгений Лесин, прозаики Сергей Буртяк, Алексей Иванов, Емельян Марков, Роман Сенчин, Николай Устьянцев, Маргарита Шарапова, юная Наталья Щербина… Они образовали определенный круг, позволивший нам создать «Клуб «Кольца А», ежемесячно собирающий в Малом зале ЦДЛ полную аудиторию. Это представление книжных новинок наших авторов, вечера прозы, поэзии, юмора, авторской песни, обязательные выступления творческой молодежи; в начале года традиционно - праздничное подведение итогов с вручением нескольких премий за лучшие публикации. О популярности журнала могу судить не только по устным отзывам или газетным рецензиям, но и по нарастающему притоку рукописей, и по просьбам библиотек о приобретении новых экземпляров.

- Выходит ли сегодня газета «Московский литератор»? Какие у вас отношения с ее редакцией?

Выходит. Ну какие могут быть отношения с явно шовинистской газетой, изданием Московского отделения Союза писателей России, кроме брезгливого и протестного, если в ней печатаются, например, такие стихи:

ВОЗМЕЗДИЕ

С каким животным иудейским страхом

с экранов тараторили они!

Америка, поставленная раком, -

единственная радость в эти дни.

И не хочу жалеть я этих янки.

В них нет к другим сочувствия ни в ком.

И сам я мог бы, даже не по пьянке,

направить самолет на Белый дом…

Римма Казакова отправила по этому поводу в «ЛГ» резкую реплику, которая, однако, так и не была напечатана…

Или строки о Сталине: «Вождь, порожденный Космосом, \\Господом нам ниспосланный,\\ Верил по-православному\\В новый советский завет…»

Какие бы, например, у вас, Владимир, были отношения с такой газетой?..

- Кого вы поддерживали на последних выборах в Думу? Почему, по вашему мнению, «Яблоко» и СПС потерпели поражение?

Я голосовала за СПС, надеясь, что он всё же переползёт за пятипроцентный рубеж. Этого не произошло. Думаю, его лидеры оказались «страшно далеки» от своих избирателей - российской демократической интеллигенции, мнениями и защитой интересов которой, к сожалению, пренебрегли, как и диалогом с ней. В результате, по Жванецкому, на сегодняшний день получается так: «Пройдя путь эволюционного развития по спирали вниз, мы вернулись туда, откуда вышли. Правда, уже без денег, без лучших мозгов и без мускулов… Я же говорил: или я буду жить хорошо, или мои произведения станут бессмертными. И жизнь опять повернулась в сторону произведений…».

- Расскажите, пожалуйста, о движении «Христиане России - в поддержку Израиля». В чем главный смысл его деятельности?

Сначала краткая история вопроса о христианской поддержке народа Израиля вообще. Первопроходцами тут оказались протестанты, увидевшие в восстановлении Израиля исполнение пророчеств о Втором пришествии Спасителя. 23 года назад они организовали «Международное христианское посольство», и с тех пор ежегодно приезжают на Праздник Кущей, чтобы совершить паломничество на Святую Землю, принять участие в круглом столе и праздничном шествии и таким образом выразить христианскую любовь к библейскому народу, который, как сказано в священном писании, «весь спасется».

В этом году в Иерусалим приехало пять тысяч христиан из 65 стран мира, среди которых оказалось более тридцати россиян. Наше паломничество на Святую Землю стало возможным благодаря инициативе Благотворительного фонда Михаила Черного - фонда, образованного после теракта на дискотеке в «Дельфинариуме» 1 июня 2001 года, в результате которого погибло и было покалечено несколько десятков детей русских евреев.

Пока еще рановато говорить о российском христианском движении, или обществе в поддержку Израиля как о сформировавшейся и четко структурированной организации. Всё только зарождается. Однако, насколько мне известно, существует разработанная в рамках Фонда социально-экономических и интеллектуальных программ, возглавляемого Сергеем Филатовым, и такая программа: «Россия - Израиль: диалог двух культур», к осуществлению которой могли бы подключиться и Союз писателей Москвы, и выразивший такое желание музей Рерихов.

Израиль обещал моральную поддержку этому начинанию. Остается ни много, ни мало - найти финансирование, без которого даже при наличии энтузиастов работа может уйти в песок.

Мне видится смысл такого движения в формировании общественного мнения о народе Израиля как о самоотверженном труженике, каждодневно рискующем своими детьми во имя поддержания мира; в категорическом осуждении терроризма, представляющего главную угрозу цивилизации. К народу Израиля я отношу и евреев, и арабов, которые связывают жизнь и будущее своих детей с мирным, процветающим Израилем. Мне бы хотелось надеяться и на то, что поддержка Израиля христианами поможет многим средствам массовой информации рассказывать людям не только о взрывах в этой стране, но и более объемно и заинтересованно - о достижениях ее науки, культуры, литературы, искусства…

- Внутри православной церкви тоже, кажется, есть движение в поддержку Израиля?

Я знаю лишь о личных инициативах некоторых православных священников. Но мне кажется, акции вроде той, в которой я принимала участие, могут умножить их число.

- Возможен ли в России всплеск антисемитизма?

Кто даст гарантию, что нет? Это уродство проявляется независимо ни от образования, ни от уровня жизни, ни от гражданства, ни от вероисповедания, ни от государственного строя. Оно нередко предмет разного рода спекуляций, особенно политических. И всегда кем-то направляется. Общаясь с его волонтёрами, я, русская, чувствую себя неуютно и зябко. Отношу себя к космополитам, несмотря на родовую мету России в сердце и на то, что слово это было грубо скомпрометировано в нашей стране в конце сороковых. Определение «интернационалист» такого созвучия во мне не находит почему-то.

Кстати, в первых трех номерах «Кольца А» мы повторили анкету, составленную в начале первой мировой войны Леонидом Андреевым, Максимом Горьким и Федором Сологубом (тогда эта анкета оказалась в охранке после обыска в журнале «Отечество») - о причинах возникновения антисемитизма в России, о его влиянии на разные стороны российской жизни, о роли евреев в искусстве, науке, общественно-культурной жизни страны, о возможных мерах противодействия этому позорному явлению. У нас на вопросы анкеты ответили несколько десятков известных писателей: Михаил Рощин, Валентин Ерашов, Григорий Померанц, Булат Окуджава, Леонид Лиходеев, Владимир Вишневский, Василь Быков, Валентин Оскоцкий, Александр Иванов, многие другие.

- А вообще, нынешняя российская жизнь располагает к поэзии? Или - в самые жестокие времена поэзия жила…

Нельзя противопоставлять жизнь и поэзию. Время и поэзию. Не жизнь или время располагают или не располагают к поэзии, а поэзия наполняет время и жизнь своими ритмами - начиная с древности, с первых колыбельных и первых боевых песен… Стихи врываются в жизнь часто не благодаря внешним условиям, а вопреки им. Они диктуются любовью, без которой у жизни нет продолжения.

- Бывали ли вы в Америке? Ваши впечатления о стране и наших эмигрантах…

Нет, не бывала. Но сказать, что совсем не представляю себе американской жизни, будет неправдой. Всё-таки информация кое-какая существует… Смешно, наверное, но мои бывшие соотечественники (эмигранты в первом поколении) кажутся мне в Америке незащищенными. Боязно мне за всех вас, ребята. А защитить-то я вас и не могу! Самое главное, что вам это и не надо. Не исключаю, что вы испытываете нечто похожее к таким, как я. Может, пока живы, мы всегда будем друг за друга тревожиться…

В реальном времени.
МАГ 12.09.2006 05:24:17

Я живу в Израиле.История моего народа описана в Библии,Танахе и в
бесчисленных произведениях,статьях и т.д.И каждый раз согревает сердце живое слово,слово женщины-поэта,матери,жены,бабушки.Как многолик человек,особенно,если сердце его наполнено любовью к БОГу.

Понравились многие её стихи.

Щас как покидаю их сюда!

РОДИТЬСЯ В РОССИИ

Гарри Бареру

В полночном окне серебрится созвездье Стрельца.
И год на излёте, и время итогов настало.
Родиться в России и жизнь в ней прожить до конца,
И не затеряться в снегах её - это немало.

Родиться в России, где с Западом сросся Восток,
Где совесть и власть никогда не обрящут согласье,
Где ценится жизнь не дороже, чем водки глоток,
Где всё, что разбито, зачем-то приписано счастью...

И всё-таки здесь наших судеб таинственный стык
И страх, что без нас это небо когда-нибудь рухнет.
И всё-таки этот, по-пушкински чистый, язык,
И всё-таки эти - в ночи - посиделки на кухнях.

И общая память.
И это зовётся судьбой.
В ней главных огней, что бы ни было, мы не гасили.
В ней труд и любовь.
В ней, насыщенной и непростой,
Особенный смясл обретает - родиться в России.

Твори добро- Нет большей радости!
Не думай о себе, спеши -
Не ради славы или празднеста,
А по велению души.

Когда кипишь, бедой униженный,
Ты от бессилья и стыда,
Не позволяй душе обиженной
Сиюминутного суда.

Постой! Остынь! Поверь - действительно
Все станет на свои места.
Ты сильный. Сильные не мстительны,
Оружье сильных - доброта.

Как мы сперва торопим их,
Потом спешим от них отречься,
И цифр пугаемся больших,
Чтоб ненароком не обжечься.

Но есть один простой закон,
Он отвергает зимний холод:
Тот, кто любим - тот защищен,
И кто необходим - тот молод.

Откуда это все у нас в народе,
Как он сложился, этот странный ряд:
Жить в рабстве, рассуждая о свободе,
Вперед стремиться, а сползать назад.

Откуда это все:
Высоты духа
Там, где черта последняя видна.
И эта окаянная разруха,
В которой вечно мается страна.

Откуда это:
С рвением дотошным
Пить, заглушая совести укор,
Звать будущее,
Тосковать о прошлом,
Не видеть настоящего в упор,

И по земле пройти временщиками,
Не замечая, как гудит земля,
И на «авось» надеяться веками,
И лгать себе: «во имя… ради… для…»

Но вдруг прозреть над гибельными рвами,
И ужаснуться, проклиная власть,
И мир спасти прекрасными словами,
И снова в спячку горделиво впасть.

Не беги, - говоришь, - не беги!..
Не бегу - просто воздух завьюжен,
Просто стали короче круги,
По которым мы сызнова кружим.

Не беги, - говоришь, - не спеши!
Не спешу - не в поспешности дело.
Это просто, отстав от души,
Вслед за ней устремляется тело.

Не беги. Не спеши. Погоди…
Я стараюсь, да не удержаться.
А не станет меня впереди, -
Будет время тебе отдышаться.

В одежде ветхой, с темными кошелками,
Со мглою катаракт и глауком,
С отечными, сухими, серо-желтыми,
С одышкою, шажком, почти ползком.

Улыбчиво. Отзывчиво. Без вредности.
Обидчиво. Сварливо. День за днем.
На пенсию, что за чертою бедности.
Перед чертой, где ни души кругом.

Изношены. Использованы. Выжаты.
Унижены. Забыты. Не нужны.
За прошлое своей страны - пристыжены.
За собственные беды - прощены.

Мешается с землей листва опавшая.
Все сызнова. Преемственность. Родство.
Великая, и горькая, и страшная
История народа моего.

А дело вовсе не в беде, -
Но изредка, чтоб не сутулиться,
Необходимо жить Нигде,
и Никуда идти по улице.

И сознавать, что ты Никто,
И Никогда твой путь не кончится,
И не застегивать пальто,
И поступать во всем как хочется.

Но видеть разницу всегда,
Вступая в сговоры с Природою,
Меж Некуда и Никуда -
Как между пленом и свободою.

СТАРЫЙ ЗАМОК

Постой! Зачем входить туда, где, множа страх,
Летучей мыши писк пронзительно-печален.
Ведь прошлое давно здесь превратилось в прах,
Лишь силуэт любви впечатан вглубь развалин.

Вглядись, здесь призрак жив того, кто был влеком
Сто лет назад сюда неутолимой страстью,
Полураскрытых губ кто целовал излом
И кто на стол швырял тузы в четыре масти.

Ты видишь, он пришел. Гляди, его рука
Зелёного сукна касается любовно.
И он спешит туда, где шелестят шелка,
Где тесно для двоих и дышится неровно.

И, освещая свод, Луны сияет диск.
И призрак меж руин, как будто на арене.
Остановись! Оставь ему его каприз.
И пощади его - не тронь чужое Время!

Памяти Беллы Ахмадулиной

Иным елей на сердце - гром оваций.
Другим - в тиши плетение словес...
Но как стихам без голоса остаться,
Серебряного голоса небес?

Без - льдинкою царапавшего горло.
Без - тело распрямлявшего в струну.
Как он звучал торжественно и горько -
Я ни один с ним голос не сравню.

В нем были беззащитность и отвага,
И плачу я, наверно, оттого,
Что - вот стихи. Их стережёт бумага.
Но голос, голос! - не вернуть его.

***
То клевером засохшим, то крапивой,
То колосом надломленным овса,
То голосом охрипшей ивы,
Не растерявшей веры в чудеса,-

Мне пишет осень. Легкие конверты
Ложатся утром у моих дверей.
На них темнеют поцелуи ветра,
По ним гуляют запахи зверей.

К ним прилепились беличьи ворсинки,
Семян цветочных запоздалый пух.
Я их читаю быстро, без запинки,
Не шевеля губами и не вслух -

Так принимают письма от любимых,
Так приникают лбом горячим к ним,
Простой порядок слов неповторимых
Озвучивая голосом родным.

Так павший лист еще живет и дышит.
Так строки оглушают в тишине...
... Ты спрашиваешь, кто мне письма пишет.
Мне пишешь ты. И осень пишет мне.

Здесь сущее связано кровно,
Здесь, гулом тесня берега,
Тяжёлые мокрые бревна
Выносит на отмель река.

Здесь чаечий возглас, как бритва,
Над тёмной волной занесён.
Здесь ветра глухая молитва
Напутствует дерева сон.

Здесь совы кричат одичало.
Здесь путник у страха в плену.
И здесь я наверно сначала
Когда-нибудь путь свой начну.

Медведицей трону малину,
Лисой прокрадусь в темноте.
Бесшумною рысью застыну
И выгорблю шерсть на хребте.

И зренье со слухом направлю
Туда, куда вам не попасть.
И только два чувства оставлю
Из множества: голод и страсть.

- Таня, вы окончили Литературный институт или другое высшее учебное заведение?

Замечательная Фаина Раневская как-то заметила, что высшее образование без «низшего» - беда. Мне повезло с «низшим» благодаря двум людям - отцу, который, несмотря на свой технический склад, прекрасно знал историю, архитектуру, музыку, живопись (что характерно для категории «бывших»), и соседке по коммунальной квартире, которую я считаю своей второй матерью, тоже из «бывших», отдавшей мне в первые десять лет моей жизни столько доброты и любви, что я и поныне живу её светом.

А что касается высшего, то я училась в Московском государственном педагогическом институте (истфак). А уже будучи членом Союза писателей, окончила Высшие литературные курсы. С Литературным институтом отношения у меня не сложились: на экзамене по советской литературе меня «завалил» некто Пухов за то, что я неправильно назвала цвет обложки (!) книги поэм советского классика Василия Федорова, - откровенно признававшийся впоследствии, что из-за темных волос принял меня за еврейку. Никогда не жалела о непоступлении туда.

- Когда и где впервые напечатаны ваши стихи? Помните тот день, свои ощущения?

Первые мои стихи были опубликованы в «Комсомольской правде» в начале шестидесятых, благодаря участию Евгении Самойловны Ласкиной, заведовавшей отделом литературы в «Комсомолке» тех лет. В тот день с рассвета я топталась у газетного киоска, скупила охапку газет. Потом позвонили из редакции: оказалось, что за это еще и деньги платят. Была потрясена.

Первым «живым» поэтом, принявшим участие в моей судьбе, был Михаил Аркадьевич Светлов. Одно из важных тогда для меня стихотворений «Мастер» посвящено ему. Где-то сохранилась даже страница «Литературной газеты» тех лет, где в рубрике «Мастера учат…» (кажется, так) был помещен снимок, сделанный известным фотографом Михаилом Трахманом: рядом с сидящим за письменным столом Светловым робко маячит мой силуэт…

- Ваши родители приветствовали ваш выбор? У вас, кажется, есть дочь. Какую она выбрала специальность? Если бы выбрала поэзию - как бы вы реагировали?

Отец хотел, чтобы я получила инженерный диплом. Отношение родителей к моему выбору начало меняться после нескольких публикаций и успешных выступлений на крупных вечерах в ЦДЛ и в Концертном зале имени Чайковского.

Моя дочь Ольга Савельева пишет стихи, в юности переводила молодых поэтов - своих сверстников, довольно много печаталась, была участницей одного из последних Всесоюзных совещаний молодых писателей (1984), но увлеклась газетной публицистикой, окончила журфак МГУ, работала в «Комсомолке», «Новой газете», в других изданиях. Сейчас она - выпускающий редактор в «Кольце А». Тринадцатилетний внук Артемий занят алгеброй, физикой, программированием. В последнее время, несколько остыв от «Гарри Поттера», открыл для себя Булгакова и Ильфа и Петрова. Чему я очень рада.

По собственному опыту знаю, что не стоит вмешиваться в профессиональный выбор младших поколений слишком категорически. Разве что на уровне житейских советов. Но и они должны быть востребованы и не назойливы. В конце концов, характер формируется в результате проб и ошибок тоже.

- В советские времена быть профессиональным поэтом было легче (в материальном отношении), правда? Сейчас, по-моему, даже успешный поэт-песенник не может себя прокормить…

Не совсем так. И тогда прожить на одни гонорары поэту было невозможно. Поэтические книги, как правило, даже у более-менее успешных авторов выходили один раз в три-пять лет… Но существовала целая система подработок: платные (в общем, грошовые) выступления, ответы на письма в той или иной редакции, переводы. Мы с мужем, поэтом Владимиром Савельевым, пережив крайнюю нужду в первый год совместной жизни, поначалу брались за всё: родилась дочка, а мы могли себе позволить тратить на питание и остальные нужды не больше рубля в день (на эти деньги покупали обычно в «Кулинарии» килограмм гречневой каши и килограмм отварного сердца или вымени). Помню, пришло извещение на посылку от Володиной мамы из поволжского села Верхняя Грязнуха. Размечтались, что в посылке - сало. На последние 90 копеек купили десяток яиц, предвкушая королевскую яичницу. А в посылке оказалось около сотни яиц, каждое из которых было любовно обернуто клочком газеты… Сюжет в духе О‘Генри.

В итоге наша «поэтическая» семья выжила благодаря переводам. Они дали нам не только материальную свободу, но помогли обрести друзей на всю жизнь. Работали всегда много, но труд этот увлекателен и благодарен. Сейчас, после пятнадцатилетнего «мертвого сезона», начинает возрождаться взаимный (пока хрупкий) интерес к переводам на русский язык стихов наших зарубежных соседей. Старые связи разрушены по естественным причинам, новые налаживаются почти вслепую. Тем не менее, в «Кольце А» мы опубликовали подборки современных румынских и болгарских поэтов. Есть договоренность о публикации молодых белорусских, словацких и польских авторов.

Новое время более жестко расставляет на свои места и тех поэтов, кто вписывается в систему коммерческого спроса, и тех, кто находится вне его. Но никто и сегодня, как и прежде, не рассчитывает прожить на гонорары. Что касается поэтов-песенников, их гонорары могут составлять 500-1000 долларов за текст.

- Кажется, Александр Межиров сказал: «Почетно быть до 30 поэтом, и срам кромешный - после 30». Как бы вы прокомментировали эти строки?

Лукавые строки. Как быть с Тютчевым, Гёте, Шекспиром, а в двадцатом веке - с Ахматовой, Цветаевой, Пастернаком, Мартыновым, Тарковским… Список можно продолжить.

- Сколько сборников у вас вышло? Какой вы считаете самым удачным и почему?

Пятнадцать, включая худлитовский однотомник «Избранное» (1985). Самый удачный всегда тот, что готовится последним. Его я надеюсь напечатать в этом году. Хотя, конечно, хотелось бы из суеверия считать его предпоследним.

- Кто из поэтов старшего поколения или ваших современников вам близок?

Леонид Мартынов, Борис Слуцкий, Давид Самойлов, Арсений Тарковский; ранние Евгений Евтушенко, Андрей Вознесенский, Белла Ахмадулина; последние стихи Роберта Рождественского и Владимира Корнилова; Римма Казакова, Александр Городницкий. Ну и, конечно же, - песни Булата Окуджавы.

- Существует ли память на стихи? Вы сколько примерно своих и чужих стихотворений знаете наизусть?

Существует. Как доказательство - феноменальная память Владимира Савельева - он, на зависть мне, мог читать любимые стихи наизусть в больших количествах и не перевирая строк. Моя «антология» любимых стихов на порядок скромнее. Время от времени она претерпевает ротацию. В памяти - «Перед зеркалом» Ходасевича, «Выбор» Гумилева, «Лёгкой жизни я просил у Бога» Тхоржевского, «Баллада о прокуренном вагоне» («С любимыми не расставайтесь…») Александра Кочеткова, «Качели» Сологуба, некоторые стихи Пастернака, ахматовские и цветаевские строки …. Но и то, что знала когда-то, никуда не делось. Свои стихи стараюсь читать наизусть.

- Вы являетесь главным редактором журнала «Кольцо «А». Кто его субсидирует? Он пользуется популярностью среди читателей? Можете ли вы проследить это?

- «Кольцо А» было задумано как орган Союза писателей Москвы. Идея его создания основывалась на том, что «толстые» журналы несколько ушли в себя, а в письменных столах даже маститых писателей продолжают оставаться невостребованными хорошие вещи. Да и молодым в «толстые» журналы пробиться трудно. Мы не опускали планку профессионализма, и уровень публикуемого всегда старались выдерживать. Журнал сперва издавался при поддержке издательства «Московский рабочий», но лет семь назад, когда префектом Центрального административного округа (ЦАО) Москвы был Александр Музыкантский, демократ первой волны, бывший депутат горбачевского Верховного Совета, «Кольцо А» стало субсидироваться префектурой Центрального округа столицы, и хотя префекты с тех пор дважды менялись, в помощи нам пока не отказывают. Первый номер журнала вышел десять лет назад. Авторами журнала в разные годы были Булат Окуджава, Юрий Нагибин, Вячеслав Кондратьев, Борис Чичибабин, Юрий Давыдов, Александр Иванов, Роберт Рождественский, Владимир Корнилов, Борис Васильев, Римма Казакова, Леонид Жуховицкий, Борис Крутиер, Юрий Черниченко, Николай Шмелев, Григорий Свирский… Многие талантливые поэты и прозаики молодого и среднего возраста, однажды напечатавшись в «Кольце А», остаются по сей день нашими авторами, среди них - поэты Елена Исаева, Галина Нерпина, Лев Болдов, Дмитрий Веденяпин, Дмитрий Курилов, Евгений Лесин, прозаики Сергей Буртяк, Алексей Иванов, Емельян Марков, Роман Сенчин, Николай Устьянцев, Маргарита Шарапова, юная Наталья Щербина… Они образовали определенный круг, позволивший нам создать «Клуб «Кольца А», ежемесячно собирающий в Малом зале ЦДЛ полную аудиторию. Это представление книжных новинок наших авторов, вечера прозы, поэзии, юмора, авторской песни, обязательные выступления творческой молодежи; в начале года традиционно - праздничное подведение итогов с вручением нескольких премий за лучшие публикации. О популярности журнала могу судить не только по устным отзывам или газетным рецензиям, но и по нарастающему притоку рукописей, и по просьбам библиотек о приобретении новых экземпляров.

- Выходит ли сегодня газета «Московский литератор»? Какие у вас отношения с ее редакцией?

Выходит. Ну какие могут быть отношения с явно шовинистской газетой, изданием Московского отделения Союза писателей России, кроме брезгливого и протестного, если в ней печатаются, например, такие стихи:

ВОЗМЕЗДИЕ

С каким животным иудейским страхом

с экранов тараторили они!

Америка, поставленная раком, -

единственная радость в эти дни.

И не хочу жалеть я этих янки.

В них нет к другим сочувствия ни в ком.

И сам я мог бы, даже не по пьянке,

направить самолет на Белый дом…

Римма Казакова отправила по этому поводу в «ЛГ» резкую реплику, которая, однако, так и не была напечатана…

Или строки о Сталине: «Вождь, порожденный Космосом, \\Господом нам ниспосланный,\\ Верил по-православному\\В новый советский завет…»

Какие бы, например, у вас, Владимир, были отношения с такой газетой?..

- Кого вы поддерживали на последних выборах в Думу? Почему, по вашему мнению, «Яблоко» и СПС потерпели поражение?

Я голосовала за СПС, надеясь, что он всё же переползёт за пятипроцентный рубеж. Этого не произошло. Думаю, его лидеры оказались «страшно далеки» от своих избирателей - российской демократической интеллигенции, мнениями и защитой интересов которой, к сожалению, пренебрегли, как и диалогом с ней. В результате, по Жванецкому, на сегодняшний день получается так: «Пройдя путь эволюционного развития по спирали вниз, мы вернулись туда, откуда вышли. Правда, уже без денег, без лучших мозгов и без мускулов… Я же говорил: или я буду жить хорошо, или мои произведения станут бессмертными. И жизнь опять повернулась в сторону произведений…».

- Расскажите, пожалуйста, о движении «Христиане России - в поддержку Израиля». В чем главный смысл его деятельности?

Сначала краткая история вопроса о христианской поддержке народа Израиля вообще. Первопроходцами тут оказались протестанты, увидевшие в восстановлении Израиля исполнение пророчеств о Втором пришествии Спасителя. 23 года назад они организовали «Международное христианское посольство», и с тех пор ежегодно приезжают на Праздник Кущей, чтобы совершить паломничество на Святую Землю, принять участие в круглом столе и праздничном шествии и таким образом выразить христианскую любовь к библейскому народу, который, как сказано в священном писании, «весь спасется».

В этом году в Иерусалим приехало пять тысяч христиан из 65 стран мира, среди которых оказалось более тридцати россиян. Наше паломничество на Святую Землю стало возможным благодаря инициативе Благотворительного фонда Михаила Черного - фонда, образованного после теракта на дискотеке в «Дельфинариуме» 1 июня 2001 года, в результате которого погибло и было покалечено несколько десятков детей русских евреев.

Пока еще рановато говорить о российском христианском движении, или обществе в поддержку Израиля как о сформировавшейся и четко структурированной организации. Всё только зарождается. Однако, насколько мне известно, существует разработанная в рамках Фонда социально-экономических и интеллектуальных программ, возглавляемого Сергеем Филатовым, и такая программа: «Россия - Израиль: диалог двух культур», к осуществлению которой могли бы подключиться и Союз писателей Москвы, и выразивший такое желание музей Рерихов.

Израиль обещал моральную поддержку этому начинанию. Остается ни много, ни мало - найти финансирование, без которого даже при наличии энтузиастов работа может уйти в песок.

Мне видится смысл такого движения в формировании общественного мнения о народе Израиля как о самоотверженном труженике, каждодневно рискующем своими детьми во имя поддержания мира; в категорическом осуждении терроризма, представляющего главную угрозу цивилизации. К народу Израиля я отношу и евреев, и арабов, которые связывают жизнь и будущее своих детей с мирным, процветающим Израилем. Мне бы хотелось надеяться и на то, что поддержка Израиля христианами поможет многим средствам массовой информации рассказывать людям не только о взрывах в этой стране, но и более объемно и заинтересованно - о достижениях ее науки, культуры, литературы, искусства…

- Внутри православной церкви тоже, кажется, есть движение в поддержку Израиля?

Я знаю лишь о личных инициативах некоторых православных священников. Но мне кажется, акции вроде той, в которой я принимала участие, могут умножить их число.

- Возможен ли в России всплеск антисемитизма?

Кто даст гарантию, что нет? Это уродство проявляется независимо ни от образования, ни от уровня жизни, ни от гражданства, ни от вероисповедания, ни от государственного строя. Оно нередко предмет разного рода спекуляций, особенно политических. И всегда кем-то направляется. Общаясь с его волонтёрами, я, русская, чувствую себя неуютно и зябко. Отношу себя к космополитам, несмотря на родовую мету России в сердце и на то, что слово это было грубо скомпрометировано в нашей стране в конце сороковых. Определение «интернационалист» такого созвучия во мне не находит почему-то.

Кстати, в первых трех номерах «Кольца А» мы повторили анкету, составленную в начале первой мировой войны Леонидом Андреевым, Максимом Горьким и Федором Сологубом (тогда эта анкета оказалась в охранке после обыска в журнале «Отечество») - о причинах возникновения антисемитизма в России, о его влиянии на разные стороны российской жизни, о роли евреев в искусстве, науке, общественно-культурной жизни страны, о возможных мерах противодействия этому позорному явлению. У нас на вопросы анкеты ответили несколько десятков известных писателей: Михаил Рощин, Валентин Ерашов, Григорий Померанц, Булат Окуджава, Леонид Лиходеев, Владимир Вишневский, Василь Быков, Валентин Оскоцкий, Александр Иванов, многие другие.

- А вообще, нынешняя российская жизнь располагает к поэзии? Или - в самые жестокие времена поэзия жила…

Не льзя противопоставлять жизнь и поэзию. Время и поэзию. Не жизнь или время располагают или не располагают к поэзии, а поэзия наполняет время и жизнь своими ритмами - начиная с древности, с первых колыбельных и первых боевых песен… Стихи врываются в жизнь часто не благодаря внешним условиям, а вопреки им. Они диктуются любовью, без которой у жизни нет продолжения.

- Бывали ли вы в Америке? Ваши впечатления о стране и наших эмигрантах…

Нет, не бывала. Но сказать, что совсем не представляю себе американской жизни, будет неправдой. Всё-таки информация кое-какая существует… Смешно, наверное, но мои бывшие соотечественники (эмигранты в первом поколении) кажутся мне в Америке незащищенными. Боязно мне за всех вас, ребята. А защитить-то я вас и не могу! Самое главное, что вам это и не надо. Не исключаю, что вы испытываете нечто похожее к таким, как я. Может, пока живы, мы всегда будем друг за друга тревожиться…

Татьяну Кузовлеву по праву можно назвать замечательной русской поэтессой. Сколько людей читало её стихи и сколько благодаря им стали тоньше, лучше, добрее!

Автор многих книг и публикаций, Татьяна Кузовлева относится к тому легендарному литературному поколению, которое мы привыкли называть «шестидесятниками». Иногда считается, что они пишут ярко, но слишком внешне, больше увлекаясь социальной тематикой, чем глобальными проблемами бытия. Подборка стихов Татьяны Кузовлевой опровергает такое представление. И вот что говорит она сама:

«Неисповедимы пути наших душ — во сне и наяву, по ту или эту сторону бытия, в том или другом обличий. Мы открыты и доступны друг другу вне всяких оболочек; мы — единый космический океан, приливы и отливы которого подчинены интуиции узнавания: «близкое — далёкое», «моё — чужое», «от тебя — к тебе»...»

Бессонно гудит окружная

дорога,

Состав за составом уносятся

прочь,

И смотрит звезда

отрешённо и строго

Из ночи космической в

летнюю ночь.

А летняя ночь коротка и

безгрешна,

Чуть запад погаснет —

засветит восток,

Чуть стихнет сомненье —

и вспыхнет надежда,

Что мир не кончается сетью

дорог.

Мы братья и сестры с листвою, с цветами,

С песчинкою (нет на Земле пустяков!),

С той птицей, что мне прокричит, пролетая,

Непереводимые строки стихов.

В нас бродят, наверное, разные гены,

Затем и стремимся мы к разной судьбе.

Ты сложишь однажды о птице легенду,

А птица легенду споёт о тебе.

Ты в память деревьев навечно впечатан,

Твой шаг замагничен в кассете Земли,

Летящих и тающих в синей дали.

Не думай, что путь твой творился инертно:

Спешил — ошибался — стремился — исчез.

Энергия духа

Пребудет бессмертно

В бессмертном глухом океане небес.

И в дальнем столетье, светя с небосвода,

Тем ярче ты вспыхнешь однажды во мгле,

Чем больше любви накопил ты за годы,

За краткие годы свои на Земле.

Я обильней не видела звёзд,

Чем у полночи южной во

взгляде.

Там рисунок созвездий так

прост,

Словно взят из чертёжной

тетради.

Но какую разгадку несёт

Тайны той, что раскрыться не

хочет,

Эта лунная ясность высот,

Что исколота множеством

точек!

И какие забыты следы,

И какие отброшены маски

На пути до Полярной звезды,

На пути до багрового Марса!

Тишина. И слабеет душа,

Говор звёзд разобрав издалёка.

И за нами следит, не дыша,

Чьей-то жизни холодное око.

И боясь раздразнить эту тьму

Любопытством, что вроде бы скрыто,

Лишь теснее к плечу твоему

Я прижмусь в ожиданьи защиты.

И не выдам звучанием слов

Той догадки, что в сердце запала.

Рокот моря да шелест ветров —

Больше я ничего не слыхала.

Последний луч

Освещая грозно и зловеще

Контуры клубящиеся туч,

Тянется к Земле последний, вещий,

Поперёк волны идущий луч.

Тянется к зрачкам моим вплотную

Луч, в котором нет давно тепла.

И тогда вступаю в жизнь иную

Я, что вечно смертною была.

Я лечу тому лучу навстречу,

В рай не веря, презирая ад.

Чернотой провидчества отмечен

Неподвижный, ослеплённый взгляд.

Дружб и одиночеств огоньки.

И со мной летят другие души,

Так же и бесплотны, и легки.

Нет в них ни обиды, ни прощенья,

Нет ни слёз, ни гнева, ни любви,

Даже нет тоски по возвращенью.

Не вернусь я, сколько ни зови.

Луч погаснет, исчезая дробно,

По воде уйдёт, слегка дрожа.

И томясь, раздвинет вздохом рёбра

Снова плоть обретшая душа.

Снова ей теперь, как и дотоле,

Знать заботы и внимать речам.

Только память о недавней воле

Ей не даст покоя по ночам.

Не оскверню и не нарушу

Всего, что в нас сокрыто днём.

Но где витают наши души,

Когда тела объяты сном?

Не говори мне слов. Не надо.

Мой слух дневной их не поймёт.

Но наши души были рядом,

Их уносил один полёт.

И было всё на явь похоже.

Внизу костры под нами жгли.

И отстранённее и строже

Глядели мы на жизнь Земли.

И через много дней поспешных

Мне этот сон и жив, и нов.

Ищу в твоих глазах с надеждой

Ищу, касаясь взгляда взглядом:

Не мог ты этого забыть,

Ведь наши души были рядом,

Как никогда уж им не быть.

Итак, по картине, подаренной вами,

Где жар от светила исходит кругами,

Где медно-зелёные высятся скалы,

Где даже дорога от зноя устала, —

Итак, по подаренной вами картине

Бреду, отрешившись от яви отныне.

И вижу отчётливо из-под ладони

Усталого странника в ветхом хитоне.

Какую он ищет из множества истин?

И кем он любим? И кому ненавистен?

Легка его поступь. Он держится прямо.

Дорога обрезана белою рамой.

И верно, за этой чертой, наконец,

Заветную истину сыщет мудрец.

Тогда, облекаясь реальности правом,

Расстанусь и я с этим солнцем кровавым,

Уставлюсь в окно — на дома, наугад,

И долго невидящим будет мой взгляд.

И слух будет полон шуршаньем песка.

Дорога скользнёт по земле сквозь века.

Асфальтом оденется, улицей станет,

Но суть её больше меня не обманет:

Я знаю, что к истине рвётся дорога.

Пройти бы по ней хоть чуть-чуть,

хоть немного,

Свести с бесконечностью малый свой путь.

Хотя бы за белую раму шагнуть.

Ни в тихих откровеньях лиры,

Ни в жёсткой логике умов,

Ни в пропылённости томов

О тайнах сотворенья мира

Ты не отыщешь ясных слов.

И лишь в отшельнической чаще,

Где кронами рассеян свет,

Где тени за спиною нет,

Вдруг натолкнёшься на летящий,

На осязаемый ответ.

И вздрогнешь: прост необычайно,

Он опрокинет звёзд ковши,

И вспыхнет жизнь в лесной глуши,

И тайна мира

Станет тайной

Твоей души.

С гармонией земной боясь разлада

И всё-таки идя в ночи на риск,

Я слышу, как встречаясь бьются взгляды —

До ранящих пространство мелких искр.

Я — тот из них, что немо рвётся в небо,

Ты — тот, что камнем падает к Земле.

Приговорённым к встрече так нелепо,

Не помешать нам ни огню, ни мгле.

Не вытравить взаимопритяженья

Ввзаимопроникающих миров:

Я — звёзд твоих холодное движенье,

Ты — жгучий жар моих земных ветров.

И там, где нам дано, разбившись, слиться,

Где так легко пройти любую твердь, —

Там начисто отсутствует граница

Меж тем, что здесь зовется «жизнь» и

Татья́на Вита́льевна Ку́зовлева (род. 10 ноября , Москва) - русский поэт, переводчик, публицист. Член Союза писателей СССР (1966-1991), Союза писателей Москвы (с 1992), главный редактор литературного журнала Кольцо «А» (1993-2013), Секретарь Союза писателей Москвы , член Русского ПЕН-центра , редакционного совета журнала «Юность» , русскоязычного еженедельника «Панорама» (Лос-Анджелес, США). Заслуженный работник культуры Российской Федерации ().

Биография

Отец – Кузовлев Виталий Александрович, ( , станция Адриановка Забайкальской ж.д. - , Москва), инженер, педагог, автор популярного в пятидесятые годы учебника по технической термодинамике (5 изданий) , переизданного в Германской Демократической Республике и Венгрии . Потомок дворянского рода Кузовлевых из Тульской губернии.

Мать – Кузовлева Валентина Ивановна ( , Верея - , Москва) - чертёжница, художник-плакатист. Дочь художника и реставратора И.И. Тарасова, близко знавшего Коровина, Переплётчикова, Грабаря, в реставрационной мастерской которого И.И. Тарасов проработал несколько лет.

Раннее детство Татьяны Кузовлевой пришлось на советско-финскую и Великую Отечественную войны. Активное формирование личности выпало на Хрущёвскую оттепель. После окончания школы зарабатывала стаж для поступления в институт учеником младшего редактора в техническом издательстве.

Первые публикации – с 1960 года – появились в газетах «Комсомольская правда», «Московский комсомолец», «Литературная газета», в журналах «Юность», «Молодая гвардия», «Октябрь», «Смена». В начале творческого пути была поддержана поэтами Михаилом Светловым и Борисом Слуцким .

Участница IV Всесоюзного совещания молодых писателей (1963) .

Училась на историческом факультете (факультет истории на английском языке, 1964-1967), окончила Высшие литературные курсы при (1971).

Впоследствии стихи печатались в «Новом Мире» , «Знамени» , «Дружбе народов» , в газетах и журналах многих стран.

С конца 80-х была последовательной сторонницей обновления страны. В 1989 году вступила в «Апрель» - всесоюзную ассоциацию писателей в поддержку перестройки . В эти годы открыто выступала со своей позицией в печати («Товарищ, верь!», Литературная Россия, 1988), на общественных собраниях («Мужество писателя», пленум СП СССР, 1989; «Слово и совесть», собрание «Апреля», 1989) и на встрече московских писателей с президентом Б.Н. Ельциным в августе 1993 года .

В том же 1993 организовала совместно с мужем, поэтом Владимиром Савельевым , литературный журнал Кольцо «А» в качестве органа Союза писателей Москвы . С момента выхода первого номера в течение 20 лет была главным редактором журнала. Его двадцатилетие было отмечено выходом в 2013 году однотомника «Со всеми остановками», в который вошли избранные из более девяноста номеров произведения прозы, поэзии, публицистики, фантастики, юмора, а также лучшие строки молодых лауреатов премии имени Риммы Казаковой «Начало» . Однотомник предваряет предисловие Т. Кузовлевой «Краткая биография журнала».

Творчество

О творчестве Татьяны Кузовлевой в разные годы писали:

Редко бывает, чтобы я был уверен в молодом поэте на сто процентов. Но вот я прочел стихи Кузовлевой, и её незнакомое имя сразу стало мне близким. Обычно, прочитав рукопись, я возвращаю её молодому автору, ссылаясь на то, что на моих книжный полках не хватает места. Но сегодня я попрошу Кузовлеву оставить мне тетрадку её стихов, чтобы я мог порадовать ими своих товарищей. Глубокая мысль и настоящие ощущения – вот что привлекает меня в стихах Татьяны.

Метафора – вообще одна из нагляднейших примет поэзии Т.Кузовлевой, при этом она очень ёмка у неё. Это говорит о мастерстве молодой писательницы, о её серьёзной работе в литературе.

”Моя татарочка Россия!” … стихи - 1962 года. Написаны в пору, когда думали не столько о славянах, монголах, татарах и разных прочих шведах, а о Человеке, ради которого в грядущем будут стёрты все границы. Нужна была смелость – в ту пору – вот так обернуться из Будущего в Прошлое. Вместо «земшара» увидеть вокруг себя и в себе – «Россию». И решиться на такой оборот в момент, когда гремящая молодая литература шестидесятников устремлялась в Аэропорты неона и во врата Космоса. Вот так, в тени глобальной эстрады, - повернуть в «Русь»… И притом – вовсе не затем, чтобы, упершись в срубы, проклясть всечеловеков за русофобию, – а вот так просто и естественно слить воедино любовь и родину, пройдя по струнке меж дикими краями: утвердив «лиричность без камерности, гражданственность без риторики». Для такого поступка нужна была в ту пору изрядная смелость. Плюс тонкость. Плюс знание своей душевной задачи. И своей душевной силы. И слабости.

Сознание гражданского достоинства нисколько не мешает Кузовлевой оставаться «женщиной слабой»… В этом очарование ее лирической героини. Лиричность без камерности, гражданственность без риторики – вот две ипостаси, из которых складывается поэзия Татьяны Кузовлевой.

У Татьяны Кузовлевой, помимо мысли, любви, боли и прочих кирпичиков стихосложения, есть еще нечто, не поддающееся анализу. Ну как сформулировать дрожание зрачков и холодок в затылке?

Выстрадано. Отсюда так много мудрого, самим автором открытого и щедро подаренного читателю. Отсюда обаяние бесстрашного, хотя и целомудренно осторожного разговора о самом сокровенном, самом хрупком и дорогом. Любовь понимается поэтом так многогранно, так высоко, так человечно и мужественно, что обязывает “взаперти держать свои потери”. Благодарить судьбу: “…я потеряла счет своим годам, спасибо, что себя не потеряла”. Сострадать людям, помогать им, откликаясь на каждый зов даже малой беды: “Моя забота – слушать и жалеть”. Любовь к человеку, внимательная и действенная, совестливое и доброе отношение к нему встречаются вообще-то довольно редко. Это особый талант, и он есть у Татьяны Кузовлевой.

"Мои драгоценные дни" Кузовлевой - ее очень личный и потому неповторимый вклад в летопись русской литературы. Человек, преданный литературе, поэт и современник многих замечательных поэтов, она написала о тех, кого знала, с кем была дружна, с кем связало ее служение русской словесности. В этих ее воспоминаниях так много личного, что они скорее похожи на дневники, в которых, не полагаясь на силу памяти, автор записывает какие-то вроде бы мелочи, не очень, казалось бы, существенные подробности, маленькие частности жизни и творчества, но которые теперь, из нашего уже далека, вырастают почти до символов и во всяком случае дают нам бесценную возможность лучше и глубже понять и почувствовать время, так недавно отзывавшееся на слово "сегодня", но уже неотвратимо ставшее нашим "вчера".

Библиография

Книги стихов

• «Волга». М.: Молодая гвардия, 1964
• «Россия, берёза, роса» (1965)
• «Силуэт» (1970)
• «Голос» (1970, Алма-Ата)
• «Слог» (1973)
• «Степная птица» (1977, Алма-Ата)
• «Две зари» (1978)
• «Тень яблони» (1979, Москва»)
• «Веретено» (1982)
• «Тень яблони» (1983, Душанбе, на таджикском языке)
• «Избранное» (1985)
• «Час жаворонка» (1986)
• «Возраст женщины» (1989)
• «Свободное дыхание» (1992)
• «Сквозь снег»(1997)
• «Дальний перелёт» (2004)
• «Между небом и небом» (2008)
• «Координаты родства» (2010) – на русском и словацком языках
• «Одна любовь» (2012)

Книга прозы

• «Мои драгоценные дни. Стихом разбуженная память» (мемуарная проза, 2013)

Песни на стихи Татьяны Кузовлевой

• «Этот город называется Москва…» («Истина»), музыка Сергея Стёркина
• «Синее небо России», музыка Владимира Зуева
• «Не ласточка кричит…», музыка и исполнение Натальи Приезжевой
• «И вновь дурман цветущей липы…», музыка Романа Майорова
• «Четыре имени…», музыка и исполнение Григория Эпштейна
• «Ты меня береги…», музыка и исполнение Евгения Альпера (США)
• «Это снова сентябрь…», музыка и исполнение Евгения Альпера (США)
• «Сияет март…», музыка и исполнение Евгения Альпера (США)

Награды и премии

Семья

Муж – Савельев Владимир Семёнович (1934–1998), поэт, переводчик, прозаик. С 1992 по 1998 – первый секретарь Союза писателей Москвы.

Дочь – Савельева Ольга Владимировна (1965), поэт, переводчик, участница Всесоюзного совещания молодых писателей в 1984 году